В июне 1956 года группа из 14 чеченцев и ингушей была принята Анастасом Микояном. Одна из причин встречи именно с этим «видным советским государственным и политическим деятелем» состояла в том, что в 20-е годы он являлся одним из руководителей Северного Кавказа, неоднократно бывал в вайнахских селениях.
По словам побывавших на приеме, Микоян сделал все, чтобы не оставить у «гостей» никакого впечатления о своем личном отношении к ним и к вопросу, который заставил их просить о встрече. Атмосферу, в которой проходил разговор, ингуш-писатель Идрис Базоркин описал так: «Ни одной улыбки, ни капли тепла, ни одного человеческого слова...».
В июле 1956 года вышел Указ Президиума Верховного совета СССР «О снятии ограничений по спецпереселению с чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей...»
Оценивая этот и другие шаги, предпринятые властью в отношении репрессированных народов, Виктор Земсков — доктор исторических наук, исследователь политических репрессий в СССР пишет: «Ни о какой политической реабилитации депортированных народов не было и речи. Они как считались народами-преступниками, так таковыми и оставались, с той лишь разницей, что из наказанных народов превратились в помилованные». Эту очередную несправедливость остро почувствовали на себе все чеченцы и ингуши, направившиеся на историческую Родину сразу после снятия ограничений по спецпоселению.
Кавполит публикует четвертый из серии материалов, приуроченных к 70-летию выселения чеченцев и ингушей в Казахстан и Среднюю Азию.
Варварская акция
14 ноября 1989 года Верховный совет СССР принял Декларацию о признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав. Выселение народов в годы Второй Мировой войны названо в ней варварскими акциями и «тяжелейшим преступлением, противоречащим основам международного права».
Статья 2 принятого 26 апреля 1991 года Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» гласит:
«Репрессированными признаются народы (нации, народности или этнические группы и иные исторически сложившиеся культурно-этнические общности людей, например, казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их насильственным переселением, упразднением национально-государственных образований, перекраиванием национально-территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения».
В феврале 2004 года Европарламент также признал факт депортации чеченцев и ингушей в 1944 году актом геноцида.
Режим спецпоселения, установленный для всех категорий граждан из числа высланных народов, первые изменения в сторону ослабления начал претерпевать в 1954 году, в первую очередь в связи со смертью Сталина. Спецпоселенцы получили, в частности, право на передвижение, им был облегчен режим регистрации в спецкомендатурах по месту жительства. Были сняты с учета спецпоселения дети до 16 лет. Их освободили из-под административного надзора, отменили ограничения. Детей старше 16 лет также сняли с учета, им разрешили выезжать к месту учебы.
Людей перестали арестовывать и штрафовать за нарушения спецрежима в местах поселения. В марте 1955 года чеченцы и ингуши призывного возраста получили право служить в армии.
Без права на Родину
Восстановление спецпереселенцев в правах шло по не вполне понятному по сей день «сценарию». Так, кандидатов и членов компартии стали снимать со спецучета с 10 мая 1955 года, а, скажем, участников Великой Отечественной войны и их семьи – только с 24 ноября того же года. Снимали со спецучета и вышедших замуж за местных жителей спецпереселенок, но им по-прежнему запрещалось выезжать на родину.
Воспользовавшись послаблениями, часть снятых со спецучета вайнахов устремились на Кавказ, где пытались заселиться в свои дома. Власть отреагировала моментально: с 1956 года у всех репрессированных стали брать подписку об отсутствии претензий на компенсацию за конфискованное при депортации имущество. Кроме того, все спецпереселенцы обязывались брать специальное разрешение на переезд в регион, откуда они были выселены.
Бланк разрешения изготавливался типографским способом, документ заверялся печатью и подписью ответственного за его выдачу лица. Каждый, кто получал такую «бумагу», обязывался регистрироваться во всех пунктах пересадки и т.д. МВД СССР создало по стране десятки пунктов контроля за передвижением спецпереселенцев. Преодолеть эти кордоны с первого раза, даже имея на руках оформленное в соответствии со всеми требованиями разрешение, удавалось немногим.
Ночь под мостом
Одним из первых из ссылки на родину вернулся снятый со спецучета как член партии Анарбек Сагаипов (подробнее о нем – в материале «Вагон №33» ). На пороге собственного дома его остановили вопросами: «Ты кто? Откуда?..»
За право на родной кров он боролся почти год. Без малого два года ушло на возвращение дома брата. Как следовало из документов, дом после выселения чеченцев специальной комиссией был оценен в 2280 рублей, затем был передан в собственность колхознику, переселенцу сюда из одной центральных областей. Анарбек выкупил хозяйство брата за пять тысяч рублей.
Хадишт Митаева – родом из Хайбаха – перед выселением жила в Урус-Мартане, в доме мужа. Он являлся руководителем среднего звена, и еще в середине 30-х годов попал в жернова первых сталинских репрессий. После ареста пропал без следа. В 1944 году Хадишт и ее детей депортировали порознь. Она с трудом нашла их в Казахстане. Когда режим спецпереселения смягчили, решила удостовериться, что по возвращении на родину ее семью не ждут новые испытания.
Приехав в Урус-Мартан, Хадишт быстро прошла к своему дому, но ее и на порог не пустили. Близилась ночь, она пошла по соседним домам, просясь на ночлег. Ее спрашивали, кто она, Хадишт отвечала – и перед ней на засов закрывались все двери. Она двинулась в центр села и разглядела 5-6 человек, стоявших у моста. Все они оказались чеченцами, которых ни в один дом также не пустили. Им даже хлеб не продали в магазине. Начал накрапывать дождь, и они укрылись под мостом.
Утром они пошли к председателю сельсовета. Он при них, чеченцах, отчитывал продавщицу: «Как тебе не стыдно, Нюра! Ты живешь в чеченском доме, спишь в чеченской постели, ешь из чеченской посуды, и ты им, чеченцам, даже хлеба не продала!..» Но «народ» был не преклонен, и председатель отвез чеченцев в село Валерик, в клуб, где они и провели вторую ночь на родине.
Хадишт уехала в Казахстан, чтобы вернуться домой через год, со всей семьей. Договорившись о цене с человеком, занимавшим их дом, она отдала ему деньги. На утро, придя к дому с узлами с нехитрым скарбом, увидела: дом «раздет», стоит без окон, дверей, крыши…
Оргкомитет
1955—1956 годы во многом стали определяющими для судеб репрессированных народов. В этот период право на «жизнь», к примеру, получили чеченский язык и культура. Начала выходить национальная газета, в радиоэфире появилась родная для вайнахов музыка, стал формироваться ансамбль танца.
Накануне и в ходе ХХ партсъезда, осудившего культ личности Сталина, активно обсуждался вопрос восстановления автономии вайнахов. Предлагалось, в частности, образовать республику на территории Казахстана. Идея активно проталкивалась на всех уровнях, несмотря на категорические возражения самих чеченцев и ингушей. Решительным противником ее являлся, например, Муслим Гайрбеков, позднее назначенный Председателем Оргкомитета по восстановлению ЧИАССР.
М. Гайрбеков – заместитель Председателя Совнаркома ЧИАССР – сразу после нападения фашистской Германии на СССР подал заявление с просьбой отправить его на фронт. Позднее был назначен комиссаром формировавшейся на территории ЧИАССР кавалерийской дивизии, затем отозван на должность второго секретаря обкома партии. В феврале 1944 года находился на учебе в Москве. Узнав о выселении вайнахов из газет, направился на прием в ЦК партии, где ему сказали: «Лично к вам претензий нет. Можете продолжать учебу и жить с семьей в Москве».
«Я поеду туда, где мой народ», – ответил М. Гайрбеков. Там, в выселении, «дорос» до инструктора отдела пропаганды и агитации ЦК компартии Казахстана. После восстановления в январе 1957 года ЧИАССР возглавил Совмин республики. Это – тяжелейший период в истории края. Не только и не столько потому, что надо было за относительно короткий срок принять и обустроить сотни тысяч людей, пробывших в изгнании долгих 13 лет и возвращавшихся к разграбленным и разрушенным очагам предков.
«Возвращались не с заработков»
Василий Русин, бывший министр сельского хозяйства и член Оргкомитета по восстановлению ЧИАССР, вспоминал об этом периоде так: «Знаете, для меня гораздо проще было оказывать помощь возвращающимся вайнахам местами работы в колхозах, земельными наделами, стройматериалами… Гораздо труднее было вбивать необходимость всего этого в головы таких одиозных фигур, какими являлись тогдашние первый секретарь Грозненского, а позже – Чечено-Ингушского обкома партии А. Яковлев и секретарь Дорохов. Мне не раз приходила в голову мысль: а не фикция ли это – предлагаемое восстановление ЧИАССР? Ведь без массового возвращения вайнахов, решения их жилищного вопроса, вопросов трудоустройства нечего было и говорить о восстановлении автономии. А … местное партийное руководство ставило все мыслимые и немыслимые препоны и рогатки».
В своей книге «Достоинство гордых» Василий Русин пишет: «… В республике ничего не было сделано для того, чтобы организовано принять возвращающееся население. И это при том, что все знали, что репрессированные тринадцать лет назад чеченцы и ингуши возвращаются на родину не с заработков, а из ссылки, что никаких вещей и продовольственных запасов у них нет… Поэтому власти были обязаны предусмотреть это обстоятельство. Но, повторяю, к возвращению коренного населения на свою родину абсолютно ничего не было сделано…»
В книге приводятся факты:
«…в памяти прочно засел случай, когда в Гудермес прибыл поезд с возвращающимися на родину чеченцами. И какое же нужно было иметь сердце, чтобы возвратить этот эшелон с людьми обратно в Казахстан, мотивируя только тем, что многие из приехавших не имели пропусков на родину. А ведь домой без пропусков рвались в основном самые необеспеченные семьи, которые не могли ждать этих самых пропусков четыре года, как это было предусмотрено Постановлением правительства…»
«…В Оргкомитет с просьбой обратился средних лет мужчина: «Я приехал домой без пропуска, семья моя осталась там, в Казахстане. Дайте, пожалуйста, пропуск для моей семьи».
Принимал его член Оргкомитета Михаил Комаров, который пытался разъяснить товарищу, что согласно постановлению, возвращение чеченцев и ингушей рассчитано до 1960 года и пропуски выдаются по месту проживания каждой семьи. Наш посетитель, ингуш по национальности, долго сидел молча, а потом резко вскочил и на ломаном русском языке стал говорить: «Какой, черта матери, ви Оргкомитет? Вот Сталин был Оргкомитет – за один сутка нас всех виселял. А ви, Оргкомитет, за четыри год нас обратна пирвозит не может!»
«…Я сделал короткое сообщение следующего содержания: «Вы не можете не видеть, что восстановление Чечено-Ингушской автономии идет совершенно ненормально. Возвращающихся чеченцев и ингушей принимают враждебно. Их не только никто не встречает, но и препятствуют их возвращению…»
Судя по документам, наиболее яростное сопротивление возвращению вайнахов на родину оказывал, прежде всего, секретарь обкома А. Яковлев. Он не скрывал, что считает восстановление государственности чеченцев и ингушей политической ошибкой. Эта «точка зрения» в полной мере отражала настроения масс, живущих в домах репрессированных, пользующихся их имуществом.